Форум

Малай вышел из подьезда и огляделся вокруг с видом потерявшейся собаки. Луна сверкала в зените, вокруг не было ни единой живой души, и ему на какой-то кошмарный миг показалось, что уже погибли и исчезли все люди, теперь он, Малай, последний человек на земле, а завтра аждаха выходит, и некому будет её остановить – никогда он ещё так остро не ощущал своё одиночество, как сейчас, когда его друзья погибали в горах, а детские игры в родительском ауле остались в прошлом. Малай осторожно коснулся рукояти ятагана за спиной, это прикосновение дало ему крохотную уверенность в себе и крохотное ощущение силы, и он двинулся в путь, каким-то необъяснимым чутьём угадывая путь на Восток, в сторону Уральских гор, оставляя за спиной садящуюся за уфимскую гору похабно жирную и круглую, лоснящуюся луну. Он шел спокойным экономным шагом, не выпрямляя ноги до конца, как и полагается опытному ходоку, умеющему беречь силы, и прошёл уже два квартала, когда прислушался к своим внутренним часам и понял, что идя с такой скоростью, не успеет, и как раз собирался перейти на лёгкий бег, когда в холодной ночной мгле неподалёку раздался быстрый и частый дробный стук чьих-то бегущих ног. Малай слегка повернул голову в сторону нового звука и даже не прикоснулся к оружию, уже поняв по звуку, что бежит ребёнок, и тут же небольшая девочка со старушечьим лицом выскользнула, словно оборотень, из тени поникших в холоде тополей. Она быстро поравнялась с ним и пошла, торопливо переступая ногами, рядом, – она была сантиметров на двадцать ниже него и на пару-тройку лет младше, и только лицо, сморщенное, недетское и злое, делало её похожим на крохотную ведьму возрастом в пару миллионов лет.
– Малай, – её голос эхом метнулся по всей длине пустого асфальтового пути, – вышли сатанисты и ролевики. Их оказалось очень много, большинство. Их намного больше, чем нас. Они нас смяли. Вокзалы и выходы из города перекрыты, теперь так просто не пройти, ведуны как-то пробились, а тебе надо обойти их по косой. Сейчас тебя подвезёт Файка, – девочка-старушка кивнула в сторону “девятки”, молчаливо белеющей в темноте, – до “Гастелло”, оттуда ты через парк пройдешь к железнодорожным путям, а там тебя будут ждать наши, – она повернула голову и взглянула Малаю в глаза снизу ввверх. – Не парься, Малай, прорвёмся, это всего лишь зверь.
– Я не парюсь, – хотел сказать Малай и внезапно обнаружил, что он на пустынной дороге совершенно один и нет рядом никакой девочки-старушки, он уже собирался выматериться вслух, поняв, что ему всё привиделось и короткий безумный разговор был лишь частью галлюциногенного бреда, но тут коротко вякнул автомобильный сигнал, и он увидел, что “девятка” по-прежнему стоит там же, где была, слегка погрузившись колёсами в придорожный сухой снежок.
– Не пристёгивайся, Малай, – когда город с рёвом полетел мимо него в окне, сказала водительница с точёными неподвижными чертами лица, – здесь близко, – взвизгнули покрышки, машину развернуло вправо под прямым углом, и Малай с легким ощущением шока увидел, как мелькнула слева проходная УМПО. – Я тебя высажу, не доезжая “Гастелло”, – продолжила она, когда машина вновь набрала около ста двадцати. – Там ты пройдёшь через парк и стадион на станцию “Спортивная”, на ней всегда останавливается электричка, проходящая от Раевки до Симской, слезешь перед Симом на предпоследней станции, где Миньяр, дальше выйдешь влево под каменистый отрог, тропа выведет на межгорный просёлок… я буду ждать тебя там. Вдвоём нам через сатанинские блок-посты не проехать, они все только тебя и ждут, сейчас всё замыкается на тебе, а одна я прорвусь, у того отсосу, тому дам, я же тёлка, меня все хотят, я прорвусь и встречу тебя в горах на машине и тогда мы сможем успеть: тебе надо быть с ведунами, когда аждаха начнёт выходить, – впереди замаячил главный корпус стадиона, девушка рывком бросила машину вправо в тень под забор, тормозя в клубах сухой и колкой морозной пыли, и в следующий миг наклонилась к нему и коснулась упругими губами его рта. – А как та тёлка, Вероника, в постели ничего? – неожиданно спросила она и слегка улыбнулась. – Я всяко лучше, вот увидишь, только живым вернись.
Малай спокойным лёгким бегом начал пересекать залитый лунным светом гастелловский лесопарк, и он уже обогнул заброшенный фонтан посреди поля и углубился в лесные непроглядные тени, когда почувствовал из чёрного провала сбоку чей-то взгляд – мальчик тут же мягко переместился к кустам поближе и, внезапно увеличив скорость, одним рывком проскочил глухую заросшую чащу, выскочил на широкую, освещённую луной тропинку, выводящую от трамвайных рельс к железнодрожным путям, и именно в этот момент на тропинке возникли сумрачные человеческие силуэты, загораживая ему проход.
– Возвращайся, Малай, – подал голос кто-то, чьего лица Малай не смог бы разглядеть, даже если бы захотел. – Уже всё равно не успеешь, а вернёшься, останешься живой.
– Живой до когда, до завтра? – напряжённо спросил Малай и ощупью нашёл за спиной тёплую пульсирующую рукоять.
– Сейчас и до завтра трудно дожить, – отозвалася голос, и силуэты двинулись вперёд, выводя вперёд фланги и начиная брать Малая в кольцо.
– Это ты про себя, что ли? – спросил Малай, у него получилось “щто ли”, с акцентом, и мгновенно и инстинктивно, как потомственный боец, просчитал тактику боя: сделать обманное движение к правому флангу и убить там кого-нибудь, а потом пойти на прорыв в самом центре, где его никто не ждёт, а в честном беге по прямой этим пидорам его не достать, у “железки” же его должны ждать, Малай почему-то всей душой верил, что там его ждут обязательно, и что там какие-то неизвестные и совершенно посторонние люди его не подведут, и ребёнок уже напружинился всем телом, готовясь потянуть перед броском, когда кто-то сказал из окружающей их кромешной мглы:
– Пропустите пацана, хуесосы.
Тут же вдруг словно потяжелели и уплотнились и налились живой массой, как обретающий плоть призрак из сна, тени от кустов по сторонам тропы, вот первые шеренги людей проступили в них, как на какой-то странной и чёрной проявляющейся фотобумаге, смутно вырисовываясь множеством силуэтов во мгле.
– Пропустите пацана, – вновь начал кто-то, но тут его мягко прервал чей-то более спокойный и более тонкий голос: – Не будем спешить.
Из шеренги выступил вперёд крохотный попик, ростом, габаритами и чистотой лица не отличающийся от самого Малая – лишь жиденькая и узкая прозрачная русая бородка впереди обозначала его принадлежность к взрослому миру да крупный серебряный крест на груди был совсем не детским и поблёскивал в свете луны холодно и грозно, отбрасывая серебристый блик на левую сторону покрытой рясой груди. В руках попик держал деревянное распятие с нарисованным Христом, настолько огромное, что было не совсем ясно, кто кого несёт в руках. Но тут попик заговорил, и сразу исчезли всякие сомнения в том, кто тут в ближайшие секунды должен решить жизнь и судьбу всех случайно оказавшихся на этой тропинке людей.
– Расступитесь, – приказал попик. – И освободите путь. И падите на колени перед лицом Всевышнего нашего и молите Его о прощении, ибо тяжки и ужасны грехи ваши, и лишь на безграничное милосердие Его могут быть ваши упования.
– Замолкни! – истерически закричал кто-то из темноты, всё новые и новые человекоподобные фигуры подходили с противоположной стороны, словно скатывающиеся с уклона перед железнодорожным полотном продолговатые и мерзкие, похожие на пиявок, противоестественно тёмные лужицы какой-то странной ртути, наливая стремительно увеличивающуюся перед ними толпу потной массой.
– Малай, – тихонько сказал Малаю кто-то сзади и положил ему на плечо тяжёлую ладонь, – нас немного и мы их не одолеем, поэтому постарайся не упустить момент, когда начнётся свалка, и… ни в коем случае не ввязывайся в бой, твоя задача – проскочить и добежать до “железки”.
Они вышли вперёд из кустов геометрически правильными шеренгами, каждый вышагивая в твёрдо сохраняемом строю, и линии шеренг на ходу поворачивались, соединяясь дальними флангами и не нарушая идеально ровного строя. Фланги сомкнулись, люди остановились слитной и ровной человеческой стеной.
– Дорогу! – снова приказал попик и поднял распятие над головой, и стена атакующих, в ногу печатая шаг, спокойной и ровной походкой двинулась вперёд, удерживая перед собой колья и дубины.
– Во имя Отца и Сына и Святага Духа! – не очень громко, но при этом как-то очень легко перекрывая тонким голосом гул от движения десятков людей, слышимый везде вокруг, словно колокольный набат, вновь заговорил попик, удерживая распятие над головой. – Господь Всеблагой и Всемилостивый наш, не покинь на ратном поле сынов своих и отвори для павших во имя Твоё врата царствия Твоего. Аминь!!! – И слово “аминь” грохочущим эхом прокатилось над мёртвым городом под сводами чёрного небесного купола, усеянного чахлыми искорками звёзд и залитого ядовитым светом огромной чужой луны, тут же грудь к груди сошлись вплотную две человеческие массы, с оглушающим треском столкнулись колья и дубины над головами людей, и первые фонтаны крови и мозгового вещества ударили из проломленных голов, две армии соединись, слились в сплошную вибрирующую массу, тяжёлая груда шевелящейся человеческой плоти некоторое время чуть раскачивалась, словно шевелимая морозным ночным ветерком, затем медленно стала сдвигаться обратно, теснимая сатанистами назад, потом кто-то закричал в толпе бешеным криком и концентрическими кругами пошёл в самом центре людской водоворот вокруг вдруг проступившего в общей массе мужика, с огромной скоростью вращающего дубиной, толпа дьяволопоклонников качнулась, попыталась сомкнуться вокруг него, снова раздалась в стороны и вдруг рассыпалась на десятки небольших зловонных кучек, вползающих на яростно дерущихся немногочисленных бойцов Господа, вот враги сшибли одного из них с ног и увлечённо сомкнулись над ним, топча ногами и забивая сверху ударами дубин и колов, но всё тот же мужик уже с диким рёвом пробился туда, раскидывая попадающийхся на пути врагов – он кинулся на толпу всем телом, удерживая кол поперёк груди, и они рухнули на землю все вместе, затем опять на протяжении какого-то мига не было видно ничего в возникшем месиве человеческих тел, затем мужик вновь словно проявился в самом центре, отчаянно молотя во все стороны теперь уже голыми кулаками, тут рухнули в разных местах под ударами сатанистов ещё несколько человек одновременно, и тогда попик кинулся в пекло, размахивая, словно дубиной, своим громадным деревянным раскрашенным крестом, мгновенно бесконечная волна как будто огромных уродливых крыс в человечьем обличье сомкнулась над ним и тут же с визгом разлетелась по сторонам, потом они, уже увеличившимся, как внезапно и с огромной скоростью размножившиеся амёбы, числом кинулись на него снова, и тогда попик резко качнулся вбок, уводя хрипящую потную массу на себя – на другом фланге, поняв его намерения, кто-то тоже всем телом, используя кол, словно таран, навалился на чужую плоть в противоположную сторону, толпа облепивших его нелюдей вольчьи завыла, опрокидываясь в густые посадки, крохотный проход возник в самой середине бушующей толпы, и Малай прошептал “Бисмилла” когда потянул из-за спины ятаган и рванулся в этот проход, стелясь волчьим намётом над землёй. Низко пригибаясь к земле, он вспрянул в этот проход, с лёгкостью проскальзывая меж дерущихся узким телом вперёд, вот две хрипящие человеческие стены по боками вдруг качнулисья навстречу друг к другу, стиснув Малая между собой, вот они снова разошлись, затем чье-то тело на миг заслонило ему проход и тут же будто взорвалось гейзером показавшейся чёрной в лихорадочном сиянии луны крови, а затем широкое открытое пространство распахнулось перед ребёнком, и он уже начинал свой бег, когда чужие руки ухватили его за бока со спины и с торжествующим крысиным визгом сразу же подняли вверх на огромную высоту, и Малай понял, что его хотят с силой ударить о землю, он понял это за мгновение до того, как перехватил ятаганчик в обратный хват и резким движением вогнал его в чьё-то тело, вслепую направляя остриё вниз и назад, враг захрипел, выронив его из рук, Малай, падая к земле, сгруппировался и вытянул вперёд носочки и слегка согнул ноги в коленях, грамотно принимая её удар – он перекатился вперёд через правое плечо и спину, окончательно гася инерцию падения, и встал на одно колено, и ему тут же пришлось выполнить отводящий блок, когда чей-то кол рванулся сверху к его голове – кол, отбитый клинком, с рёвом вспорол воздух возле самого его виска за мгновение до того, как с хрустом удариться в землю, и Малай снизу вверх пробил нелюдю ятаганом сердце, прямо с колена выпрямив вперёд и вверх обе сжимающие рукоятку руки и он даже успел повернуть клинок плашмя, чтобы тот гладко вошёл меж рёбер внутрь, тут же одним прыжком отбросил своё тело вбок, уходя от очередного удара, повернулся корпусом уже в прыжке и каким-то чудом сумел дотянуться до очередного врага самым кончиком с визгом разворачиваемым вокруг корпуса клинка, кончик с лёгкостью прорезал идеально ровную поперечную полосу в потном животе, открывая путь посыпавшимся в прореху зловонным кишкам, Малай уловил быстрый промельк сбоку и, не останавливаясь, продолжил движение, на сей раз уводя клинок немного вниз и отсёк две возникшие там громадные ноги, тут вновь сверху обрушился на него кол, и лезвие клинка с треском вгрызлось в дерево, когда Малай пятой защитой поднял ввверх ятаган, Малай напрягся, что есть силы пытаясь удержать обеими руками навалившуюся на клинок тяжесть кола и чужого веса, потом рывком метнулся вперёд, удерживая проскользивший по дереву клинок над головой, вновь перевернулся через плечо и спину по диагонали, так, что бы оказаться во фронтальной позиции к сорвавшемуся лицом вниз ублюдку и, вскочив, наконец, на ноги в полный рост, из этой позиции прицельным ударом снёс врагу голову как раз в тот момент, когда он начал вставать, тут кто-то свинцовой тяжестью навалился ему на спину, валя лицом вниз, Малай принял удар на локти, мучительным эхом отозвалась во всём теле боль в ушибленных костях, он несколько мгновений удерживал на себе чужой вес, затем он внезапно распластался на траве ничком и за мгновение до того, как ублюдок попытался притиснуть его к поверхности, резко повернулся лицом вверх, сплетя всё тело в тугой напряжённый клубок мышц – он уже толкнул остриё ятагана вперёд, напрявляя его в бок противнику, но тот ухватил Малая за тонкое запястье, прижимая к земле, а другой рукой вцепился сверху ему горло, сдавливая дыхательные пути, его искажённая красная харя нависла над ним и из конвульсивно оскаленного рта промеж стиснутых зубов начала вытекать и падать Малаю на лицо вонючая густая слюна, Малай яростно завертелся под тяжёлым, как у взрослой свиньи, телом, хрипя и задыхаясь и пытаясь вырваться из хвата, но тяжёлый корпус лишь сильнее притиснул его к земле, ребро ладони с такой силой навалилось ему под кадык, что едва не продавило хрупкие мальчишескео кости, и Малай нашёл его затянутые мутной, словно птичьей, плёнкой глаза своим вглядом и начал неотрывно смотреть в них, не желая опускать взгляд перед выблядком в своё последнее мгновение жизни на земле – голова противника именно в этот миг с треском раскололась на дольки, словно арбуз, открывая розовую мякоть внутри, и смешанный поток крови, мозга и кусочков костей выплеснулся сверху Малаю в лицо, омывая и очищая его от чужой слюнной слизи.
– Вставай!!! – тонким голосом заорал попик, отводя в сторону распятие с окровавленными концами перекладины и, не дождавшись, пока Малай придёт в себя, нетерпеливо подхватил за шиворот и с неожиданной в тщедушном теле силой поставил на ноги рывком. – Давай, беги!!! – снова заорал он, не снижая интенсивности звука, он был с Малаем одного роста, их лица находились вровень, и мелкие капли крови из его разбитого рта со сломанными зубами брызнули Малаю в лицо. Он с силой толкнул Малая в грудь, Малай развернулся, уже на повороте начиная бег, и всё глядя попику в лицо со смутным желанием запомнить каждую его чёрточку, но тут из гущи драки за ним рванулись сразу несколько человек, и попик сам повернулся к Малаю спиной и встретил первого из нападающих косым ударом сбоку, распятие хлюпнуло, с неожиданной лёгкостью войдя левым концом поперечины прямо ему в боковую часть головы, этот удар отшвырнул уже готового мертвеца в кусты, осводив от тяжести попику руки, он тут же ударил крестом наотмашь, в противоположном направлении, и ещё двое отлетели в сторону, сбитые распятием с ног, попик успел размахнуться снова, на этот раз сверху, когда его затопил равнодушный и неостановимый человеческий поток, и Малай заплакал, убегая и глядя, как попика начали бить ногами со всех сторон. они окружили его тугим кольцом смердящей плоти и хрипло дышали, топча и избивая деревом и удовлетворённо урча при хрусте сломанных костей…
…И всё-таки маленький попик снова встал. Малай уже выбегал на пригорок, когда неясная сила заставила его повернуться и снова взглянуть назад – попик стоял спиной к нему, загораживая проход, на одной здоровой ноге, слегка опираясь на носок другой, выломанной в сторону под непонятным углом, поток крови, отчётливо видимый сквозь тонкий слой жидких русых волос, медленно заливал его затылок, и его рваная и мятая ряса тоже была вся в крови, а он там всё стоял посреди трупов своих друзей, удерживаясь на одной ноге, и всё бился и бился уже в одиночку громадным деревянным крестом, словно дубиной, с диким тонким криком разбрасывая воющих ублюдков вокруг себя, всё не давая им дороги и всё выигрывая для Малая ещё один, и ещё один, и ещё один драгоценный миг… он рухнул, сбитый с ног, снова, когда Малай был почти наверху, и последнее, что Малай увидел, лёгким бегом уходя к “железке” по пустынной тропе, – как попика снова начали пинать ногами, тут же кто-то легко перепрыгнул через него, устремляясь за в погоню за ним, Малаем, и тогда попик вновь собрал в себе остатки сил и прянул вслед за врагом всем своим крохотным искалеченным телом и вцепился руками в его ногу, обняв и прижимая к груди грязный окровавленный “луноход” – и пока поле битвы не скрылось за поворотом, Малай всё не отворачивался и до последнего мига видел, как страшной мукой и отчаянным усилием искажается сплошь залитое кровью маленькое лицо попика, яростно цепляющегося за ногу врага, не давая ему уйти, как по-звериному щерится в безумной остервенелой ярости пустой провал его беззубого окровавленного рта, и единственный оставшийся целым, полный слёз глаз со страстью и надеждой смотрит ему вслед из сплошного кровавого месива на лице.
Малай проскочил сквозь густые заросли возле самых рельс, чувствуя, как ледяной плёнкой застывают на его лице слёзы и пот и, не снижая скорости, устремился вперёд, зная, что все засады давно уже сбежались к месту драки и, значит, его тут не остановят, кто-то невидимый уже разглядел сверху его бег и крикнул “Быстрее!!!” с такой яростью и силой, что словно весь мир от этого крика грузно качнулся вокруг, Малай с удвоенной силой побежал вверх и, споткнувшись, упал на руки вперёд, его мгновенно подхватили с обеих сторон и с огромной скоростью поволокли вверх и вперёд, они вылетели на каменную лестницу станции из плотных кустов и, гулко топоча ногами, побежали вдоль строений в сторону дрезины, стоящей посреди платформы на путях и окружённой людьми.
– Электрички не пойдут, – тяжело дыша, объяснил на бегу кто-то из сопровождающих, Малай мельком взглянул на него и подумал, что он, наверное, прокурор, но тут же понял, что это всего лишь синяя железнодорожная форма. – Сатанисты и ролевики захватили уфимский жэдэ вокзал. Электричества тоже нет, а бензиновый бак в дрезине пуст уже лет двести… э-э-э-эх, коня бы щас, полцарства бы, бля, за коня… давай, запрыгивай.
Малай одним прыжком вскочил на дрезину и взглянул в глаза маленькой девочке, стоящей с противоположной стороны – она смотрела на него снизу вверх с молитвенным выражением восторга и испуга на лице, от левого виска через всю щёку её лицо пересекали четыре покрытых чёрной кровавой коркой глубоких параллельных следа когтей, уходящих через шею куда-то вниз под воротник, и торчащие нитки наложенных швов тихонько колыхались в неостановимом потоке ледяного ночного воздуха из далёких Уральских гор, тут прозвучало “навались”, и девочка торопливо вцепилась грязными ручонками в железный выступ со своей стороны, она вытянулась всем хрупким телом в тугую напряжённую струнку почти параллельно земле, изо всех своих детских сил наваливаясь грудью на холодный металл, Малай, всё так же не отрывая заплаканных глаз от неё, боковым зрением увидел, как человеческие руки вцепились в дрезину со всех сторон, пытаясь стронуть её с места, вот дрезина слегка шевельнулась, словно крупный проснувшийся зверь, мягко, почти неощутимо двинулась по гладкой плоскости рельс, колёса чуть слышно зазвенели, отбрасывая в стороны бледные лучи, и вот дрезина громыхнула на первом стыке рельс. Люди сначала медленно, а потом всё быстрей и быстрей начали переступать ногами, вразнобой топая по шпалам и по земле, дрезина застучала на стыках всё чаще и чаще, набирая темп, мелькнула справа последняя скамейка станции, замелькали непроницаемые чёрные деревья и кусты, люди потихоньку начали переходить на бег, девочка слева уже бежала что есть силы, упрямо упираясь грудью и руками в металлический рычаг, и первые струйки пота медленно вытекли на её виски из-под белёсых, словно седых, растрёпанных волос, её грудь заходила ходуном, не справляясь с объёмом врывающегося в легкие воздуха, и Малаю показалось, что он видит сквозь хрупкую грудную клетку безумно ревущее и захлёбывающееся кровью сердечко, расширяющееся и сокращающееся, и снова расширяющееся со такой страшной силой, что его тонкие стенки, увитые сетками синих артерий и вен, мучительно растягивались, почти лопаясь, словно детский воздушный шарик, каждый раз, когда в него снова бросалась кровь. Потом дрезина разогналась ещё сильнее, и девочка начала отставать. Она ещё некоторое время отчаянно бежала и бежала, напрягая остатки сил и слегка раскрыв ладошки, по-прежнему упёртые в металл, чтобы не начать непроизвольно цепляться за дрезину и не тормозить движение, затем между её ладошками и стальным боковым ребром появилась тонкая щель, девочка каким-то образом снова ускорила свой бег и, наклонившись вперёд, вновь упёрлась кончиками вытянутых пальцев в дрезину, продолжая её толкать, потом дрезина оторвалась от неё окончательно и стала медленно уходить вперёд, и тогда девочка заплакала, захлебываясь воздухом и слезами, продолжая яростно бежать за ними вслед, её тонкий крохотный силуэт начал оставаться позади, он становился ещё меньше в сумраке глухой ночи, а она всё продолжала бежать следом, в темноте уже стало не видно её лица, и теперь было не ясно, плачет она или нет, но Малай всё так же смотрел в её сторону, повернувшись назад и тяжело сутулившись, опираясь обеими руками на установленный между ног ятаган, затем она споткнулась и упала, тут же вскочила и, прихрамывая, снова побежала за ними – даже в темноте стало видно, как ползёт из разбитой коленки тёмная полоса крови сквозь разорванный и грязный хэбэшный чулок, потом на повороте какие-то кусты наконец-то её заслонили, потом она, бегущая, вновь мелькнула на мгновение во мраке, потом начался ещё один, плавно изогнутый, словно бесконечный, поворот, и она как будто навечно исчезла, потом, словно через целый пласт бесконечности, поредела сплошная стена кустов и деревьев возле рельс, и сквозь прореху в листве Малай вновь разглядел далеко-далеко в ровном лунном свете, словно в глубине бездонного космоса маленькую фигурку с искрами в растрёпанных седых волосах. Фигурка всё так же прихрамывала и всё так же продолжала бежать.
Тут дрезина пошла медленнее, и люди стали снижать темп, хрипя легкими в безмолвной и безлюдной снежной пустоте.
– Щас, – сипло выдавил из себя давешний железнодорожник, похожий на прокурора. – До пересменки метров пятьсот, – тут же навстречу им вынырнула из-за поворота теперь уже спрямившаяся двойная линия рельс, и небольшая кучка людей, темнея, завиднелась в полукилометре впереди. – Навались, – снова прошептал “прокурор”, каким-то образом его услышали все, и все опять побежали быстрее, спотыкаясь на шпалах и скользя на гладких небольших валунах, черпая неизвестно откуда новые резервы сил, они пересекли линию смены и всё продолжали бежать и толкать дрезину, отлепляясь от неё по одному по мере того, как другие люди подбегали к ней со всех сторон, сменяя уставших, вот уже сплошь одни только новые лица оказались вокруг, и “прокурор” с трудом, захлёбываясь воздухом, крикнул вслед:
– Малай, сойдёшь на Миньяре и пойдёшь влево через рельсы наискосок… – кусты на следующем повороте погасили слабый звук его голоса, и они вновь остались одни посреди безлюдного и безмолвного пространства, пересекая звёздно-лунное небо по тонкой спаренной нити рельс, Малай вдруг задремал, сидя по-башкирски на полу с поджатыми ногами и удерживая ятаган в кольце своих рук, частый перестук колёс и дробный топот человеческих ног убаюкивали его, словно отсчитывая несколько мгновений покоя, дарованных ему Аллахом перед главной и последней битвой среди заледенелых Уральских гор, битвой, после которой наконец-то уползут обратно в своё логово холода, он спал, и бесконечные равнины разворачивались вокруг него, сменяя пейзажи, однообразно схожие между собой холодным мерцающим светом луны, люди сменялись возле дрезины один за другим, снова и снова наваливаясь на её железное тело и снова толкая её вперёд и вперёд, вот слева мелькнул памятник жертвам улу-телякской катастрофы, а это означало, что до Аши, притулившейся садами и огородами прямо к Уральским горам осталось всего чуть-чуть, потом Малай окончательно уснул, не выпуская из рук ятагана и чувствуя уставшим сердцем тепло, исходящее от окружающих его, бегущих, толкая дрезину, людей.

Окончание опять чуть ниже